Исторический форум г. Георгиевска «Вера и Память»: Ответ в Мемуары Юдифь Альтшулер - Исторический форум г. Георгиевска «Вера и Память»

Перейти к содержимому


Ответ в Мемуары Юдифь Альтшулер

Имя

  • Код безопасности
    Код безопасности
    Если вы не видите никаких чисел или видите не все числа, пожалуйста сообщите об этом администрации форума.
    Подтвердите код безопасности
    Пожалуйста введите 6 символов указанных на картинке. Если вы не можете прочитать символы на картинке, нажмите на картинку, чтобы получить другую. Код регистрозависим (различаются заглавные и прописные символы)

    Не можете прочитать? Нажмите здесь чтобы создать новое изображение.

Сообщение

Вы можете отправить еще 1 сообщений сегодня. Данное ограничение будет действовать пока у вас не будет 2 одобренных сообщений.
Ваше сообщение должно пройти проверку модератора, прежде чем оно будет доступно остальным пользователям. Данное ограничение будет снято как только вы наберете 1 одобренных сообщений.

Опции

Опции сообщения


Иконки сообщения

  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •  
  •   [ Без иконки ]

  или Отмена


Последние 10 сообщений

Nic_Mihaylov 

Отправлен 03 Ноябрь 2012 - 13:18

Прикрепленное изображение: Юдифь Альтшулер.jpg
Юдифь Альтшулер (17.12.1914 - 13.06.1998)

. . . Мы встретили много порядочных людей и конечно без общения с ними вряд ли мы выжили. Но чаще на нашем пути попадались люди праздные, жестокие, грабители, которые заходили в дома и забирали у евреев последнее, выдавали евреев гестапо. Такими же несчастными были и цыгане, их мы тоже встречали.
    Из села Круглое мы пошли в г.Азов, затем Ростов, Батайск, Тихорецкая, Армавир и другие станции. Почти все время мы держались железной дороги, чтобы знать направление, куда нам нужно идти. В Минеральных Водах мы осмелились сесть в товарный вагон и доехать до Георгиевска. Конечно это был большой риск. Нас могли обнаружить при проверке вагонов, принять за партизан и даже расстрелять. Да кто в такое время рассуждает, думаешь везде риск, не знаешь как поступить лучше. Сама обстановка, в которой мы оказались, придавала нам храбрости. И еще к этому времени у нас появилась некоторая уверенность, смелость, надежда что мы сможем выбраться из оккупации, ведь мы имели маленький клочок бумаги от немецкого коменданта.
    Наконец в октябре 1942 г. мы оказались в городе Георгиевске, где остановились надолго. Почему Георгиевск? В с. Круглое один военнопленный дал нам адрес своих знакомых в г.Георгиевске и поэтому наш путь лежал через этот город. Это были пожилые люди, муж с женой, которые жили в своем доме и на первое время мы остановились у них.

В Георгиевске
    Жить пришлось не в легких условиях. Сами хозяева жили целыми днями в подвале и в кухне, а свой дом, окна которого выходили на улицу, а одно во двор предоставили нам. Ставни были закрыты, открыто было лишь одно окно, в котором большая часть стекла была разбита. Был октябрь уже прохладно, но квартира не отапливалась.
    Первое время мы сидели дома и никуда не выходили, но вскоре обстановка заставила нас выйти из своего логова и отправиться к коменданту, ясно немцу. Дело в том, что из Георгиевска часто отправляли молодых здоровых людей на работу в Германию или на различные работы в городе, окраины. Немцы даже устраивали облавы на рынке. Все обязаны были пройти регистрацию. Спрятаться от проверки было не только сложно, но и рискованно, нас могли даже забрать в гестапо и тебе, как говорится, крышка. Вот и пришлось нам это испытание пройти. Пришли мы к коменданту утром, встали в очередь и наконец попали к нему. Чин у него был какой-то большой, он строго выполнял свои обязанности, хотя и был с юмором. После проверки документов, он сказал, что мы должны отправиться на работу либо в Степновский район, либо в Германию, ну а затем почему-то решил, что мы можем работать санитарками в госпитале в Георгиевске. Солдат нас проводил в госпиталь, Дору в одно отделение, меня в другое. Запомнился мне первый день работы. Полуподвальное помещение, одна полутемная большая палата с множеством коек. Мне приходилось подавать судно, измерять температуру, ставить клизмы, поправлять постели, раздавать пищу. Раненые здесь долго не задерживались, это был больше как пересыльной пункт, где их сортировали. В этой палате я работала не так долго, вскорости меня перевели работать в отдельный домик, где было несколько палат, одна комната перевязочная. Главным был здесь немецкий офицер, у него было два помощника, была сестра , она же санитарка и уборщица.
    Мне поручили медицинскую часть – раздача лекарств, измерение температуры, перевязки. Примерно раз в неделю приходил врач-офицер и делал обход в палатах, проверял повязки. Врач, доктор Айге, отличался своими либеральными и пацифистскими взглядами, хорошо знал русскую литературу, в частности Горького. Больные чаще были австрийцы, встречались финны, калмыки, были и русские (но единицы). Пищу в отделение доставляли военнопленные. Я не тяготилась и не боялась работать, я была рада, что не нужно общаться близко с немецким персоналом госпиталя. Конечно приходилось быть внимательной, очень следить за собой, чтобы не догадались, кто ты, так как в госпитале работали русские вольнонаемные санитарки, были военнопленные, которые тоже обслуживали раненых. И все же дважды со мной произошли случаи очень необычные.
    Однажды зашел как обычно делать обход немецкий врач-офицер, но не тот что обычно, доктор Айге, а какой-то другой. Он буквально у каждого больного в двух палатах снял повязки, которые я только сделала в этот же день (обычно в хирургической практике повязки часто менять не рекомендуется, так как это нарушает заживление ран и даже способствует попаданию инфекции на рану). Тут я не выдержала и стала при больных в палате его упрекать в неэкономии перевязочного материала и доказывать, что это вредно для заживления ран. Я как то в этот момент забыла кто я. Но по видимому это и помогло мне приобрести определенный авторитет, так как все превращено было в шутку и помогло мне при другом, более серьезном столкновении. В тот раз в моей палате оказался русский, раненый в позвоночник. Он требовал, чтобы я ему сделала морфий, но я ему ввела дистиллированную воду, так как морфия у меня не было. И вот тогда он стал кричать, что знает меня, что он из Мариуполя, что я жидовка, потребовал, чтобы пришел немецкий врач-офицер. Как я ему не доказывала, что я из Махачкалы, но он стоял на своем. Этой ночью я уже ждала, что меня заберут в гестапо. Однако ночь прошла благополучно, но утром в палату был вызван доктор Айге, тот самый, который сам мне говорил, что он против войны, что у него дома в Германии своя клиника и что он хочет домой, ему уже надоела эта война. Мне было очень страшно, когда я вошла в палату и увидела доктора и этого раненого, который без конца повторял, что я еврейка.
    Что мне оставалось делать? Нужно было набраться храбрости и стоять, не показывая страха, отрицать то, что он говорил. Я стала доказывать противоположное – что это злая выдумка раненого, потому что я не сделала ему морфий. В том случае я выиграла, а этого раненого вскоре отправили в Ростов в специализированный госпиталь. После этого случая я ни разу не слышала того, что я "юде", все знали, что я гречанка и даже сочинили какую-то песенку и пели.
    В этом же отделении, но изолированно от других в отдельном помещении лежал другой больной, калмык, который перешел к немцам. У него была рожа лица. Так вот, пусть меня простит бог, если он есть, но я этого калмыка ненавидела и собственно даже и не обслуживала его.
    Запомнила я еще вот какой случай. В госпиталь прислали в помощь санитара – военнопленного, 17-летнего мальчишку Гришу. Днем он был у нас, приносил ведра с завтраками и обедами для раненых, мыл и уносил посуду, и выполнял другую работу, что прикажут, но вечером обязан был являться на проверку и спал в казарме, где содержались военнопленные. Так вот, Гриша решил бежать и я ему помогла, приготовила и дала ему одежду. Он ушел и его не нашли, но как сложилась его судьба дальше, не знаю. Помню, что он был высокий, худой, черный, очень похожий на еврея или армянина, но не знаю, кто он, тогда не расспрашивали и он о себе ничего не говорил. После него был у нас из Средней Азии военнопленный, Багатур. Он всегда называл меня сестра и мечтал, вот кончится война, он вернется домой, там у них хороший сад, дом, звал в гости. Жили мы в это время уже на другой квартире, близко от работы (первая была очень далеко на окраине города). На новой квартире было две комнаты, но отапливалась только одна, так что часто мы все находились в одной комнате – это хозяйка, у которой была годовалая девочка, иногда муж и сын-подросток, но чаще они жили у родственников. Жили мы здесь до самого освобождения.
    В этом госпитале произошел интересный случай. Я встретила русского врача – женщину, работавшую лаборанткой. Мы узнали друг друга – это была жена доцента хирурга Эгина, работавшего в Махачкалинском институте, а муж её был в армии. Она страшно боялась. Мы столько лет хранили эту тайну, что работали в немецком госпитале. Позже, уже в пятидесятые годы её муж работал в Ставропольском мединституте вместе со мной и мы с ней часто встречались,но об этом старались не вспоминать. Вот как бывает в жизни.

Освобождение
    И вот пришел январь 1943 года. В госпитале в декабре отмечали рождество и теперь Новый Год. К раненым приезжали немки, одетые в офицерскую форму. Они приносили им подарки и маленькие ёлочки. Но в конце января началось беспокойство, какая-то суета, о чем-то все время говорили между собой и часто произносили слово Сталинград. И вот немного позже, два солдата из нашего госпиталя сказали мне, что дела у них на фронте идут плохо, госпиталь и все службы покидают Георгиевск и предложили бежать с ними. На следующее утро, как обычно, я и Дора пошли на работу, но раненых уже почти не было, а имущество укладывали на машины. Мне сказали, что госпиталь переезжает, и я должна с ними ехать. Вошла я в одну палату, там никого не было кроме одного мужчины в гражданской одежде. Когда он меня увидел, он сказал, уходите подальше, никуда не езжайте, я бы тоже не ехал, если бы мог.
    Я выскользнула незаметно из помещения и ушла домой. Как только вернулась Дора, я ей все рассказала. Мы решили уйти с нашей квартиры, которая была недалеко от госпиталя и от комендатуры. Мы ушли к нашей приятельнице, тоже врачу, Лиде Кушнер. Она жила с мамой на окраине Георгиевска, на так называемом Круге. У них был небольшой свой домик и двор, в котором была всегда закрытая калитка. Своей хозяйке мы не сказали куда идем. На новом месте мы провели 2 или 3 дня, пока не узнали, что немцев в городе уже нет. Вернулись мы домой, но хозяйке не сказали, где были. Вечером легли спать и вдруг ночью слышим на улице стук сапог, потом кто-то постучал, услышали русский мужской говор. Мы вышли и увидели – это пришли наши освободители.
    Конечно, январь 1943 года – это незабываемое время, время, когда пришла свобода, когда не нужно было никого и ничего бояться. Мы прошли проверку в Особом Отделе НКВД и получили направление в госпиталь на работу. В моей справке взамен диплома на обратной стороне начальник особого отдела НКВД Музыченко написал мою настоящую фамилию Альтшулер Ю.Л., но в военкомате Георгиевска меня взяли на военный учет и послали работать в госпиталь как врача Алтухову. Мне сказали, что по документу я Алтухова, а фамилию настоящую буду восстанавливать после войны. . .
Информация с сайта.

Просмотр темы полностью (откроется в новом окне)