Исторический форум г. Георгиевска «Вера и Память»: Георгиевск в первые годы войны - Исторический форум г. Георгиевска «Вера и Память»

Перейти к содержимому

Свернуть Прикрепленные теги

Страница 1 из 1

Георгиевск в первые годы войны Воспоминание очевидца об оккупации г.Георгиевска Оценка: -----

#1 Пользователь офлайн   Nic_Mihaylov 

  • Генерал-адьютант
  • Группа: Группа "Вера и Память"
  • Сообщений: 787
  • Регистрация: 04 Август 11
  • ГородГеоргиевск

Отправлено 23 Январь 2013 - 13:52

Совершенно случайно на глаза попался сайт.
Главная идея организаторов сайта - собрать, пока еще не поздно, воспоминания людей, живших в период Великой Отечественной войны - мне весьма понравилась. Послушать вживую голоса людей, переживших обрушившиеся на них тяготы войны - это огромная роскошь для нас - их потомков._______________________________Не описать мою радость когда я нашел среди многочисленных интервью (выложенных на сайте в голосовом и текстовом варианте) и воспоминания уроженки г.Георгиевска Нефедовой Надежды Ивановны. Нефедова Н.И. родилась в 1928 г. в г. Георгиевск, ныне проживает в г. Ставрополь, имеет среднее экономическое образование._______________________________Интервью проходило в квартире Нефедовой в сентябре 2008г. Общая продолжительность интервью 85 мин. Интервьюировала - Стрекалова Е.Н., транскрипция - Ляшенко В.С.
© 2008 Устная история Второй Мировой войны / Oral History Of World War 2


Интервью с Нефедовой Надеждой Ивановной.

Стрекалова Е.Н. Расскажите о своей жизни.
Нефедова Н.И. Жил человек [отец], у него была своя квартира. Маму парализовало. Это в 1937-38 годах.
Стрекалова Е.Н. Это вам 10 лет было, когда маму парализовало?
Нефедова Н.И. Да. И вот это началось [тяжелая жизнь].
Стрекалова Е.Н. Вы одна была дочка?
Нефедова Н.И. Нет. Брат еще был. С братом. В общем, нас было двое детей. Брат старший.
Стрекалова Е.Н. Вы 28-го года рождения, да?
Нефедова Н.И. Да.
Стрекалова Е.Н. Надежна Ивановна? Я вас правильно называю?
Нефедова Н.И. Правильно. Надежна Ивановна, теперь Нефедова.
Стрекалова Е.Н. А в девичестве? [Фамилия не разборчиво. Голос: «Это ее родной брат, это она» и показывает на фотографию.]
Нефедова Н.И. И пришлось нам с мамой как в Георгиевск на частные квартиры. А денег ничего же нет. Хоть какой-нибудь там сарайчик.
Стрекалова Е.Н. Извините, можно я спрошу? Вашего отца убили, расстреляли в 1938 г.?
Нефедова Н.И. Подозреваю так. Это вот дядька мой, его брат, он расследовал. Ну это когда. Он был на финской войне, в 1939-м году. Война закончилась, и он приехал, и он как раз был в военкомате. Там какой-то отдел был, я не помню, яж девчонка была. Вот он начал свое расследование. Его убили как: машины. Из Георгиевска он отправил маму на машине грузовой. А они два друга, шли пешие из Георгиевска, до станицы Незлобной, километров, наверное, семь-десять.
Стрекалова Е.Н. Да, она рядом находится.
Нефедова Н.И. Да, она под Георгиевском. И вдруг едет машина легковая, ну специально, наверное, за ними следили. И специально сказали, что, значит, тот моложе был. Молодой совсем, видно же. А этот же в годах.
Стрекалова Е.Н. Ваш отец?
Нефедова Н.И. Да. Отец. Ему уже сорок с лишним лет под пятьдесят, наверное, было. Значит, показали, что эта. А они ушли в кювет. Отец в одну сторону, а тот в другую. А машина, ты, езжай прямо. И они прям в кювет за ним, сбили его, и он влачился за ними, еще сколько. Они опять выехали на дорогу, и поехали. И скрылись. Кто, чего, откуда машина? В общем, дядька расследовал. Это он в 39-м году война закончилась, значит, это приблизительно 40-й год. Это вот, потом тянулась эта машина в другой город, ну это еще было туда ехать. Ну, я не помню, я не знаю.
Стрекалова Е.Н. Отец занимал какой-то пост, наверное?
Нефедова Н.И. Да. Отец занимал, ну как занимал…Он был заведующий, у этого у Гулиева там мельница двухэтажная, он заведовал этой мельницей. Он, короче, в Александровской мельнице, там мы жили, он был там заведующий. Потом мельница в 35-м сгорела, его в Георгиевск. В Георгиевске опять мельница, мы на мельнице жили. Вот. А из Георгиевска его направили в станицу эту Незлобную, тоже там эта мельница, тоже этого Гулиева. Мельница…
Стрекалова Е.Н. Наверное, был специалист, инженерное дело?
Нефедова Н.И. Нет. Он всего закончил 4 класса. Ну, это еще до, когда, наверное, в 1905-м или вот в таком году, тогда. Эти четыре класса были очень.[ Голос: «Это, как семиклассные школы сейчас»]. Десятиклассники это не знали, что люди заканчивали тогда. Вот видно поэтому, потому что образованный был. Я не знаю, короче.
Стрекалова Е.Н. И, наверное, коммунист был, потом в партию вступил, да?
Нефедова Н.И. Он в партии был во время революции, он был коммунист. Он был в Спицевке судьей. Есть село Спицевка, и он тогда был судьей, она была районная. Вот. Ну, тогда судили как? Тогда ж был 34-й, 33-й год, тогда же всех раскулачивали. [Голос: «Тогда приказали и все»] Да, приказали, судить, если там не отдал пшеницу, или что-то скрыл, их вот судили. И он не вытерпел. Положил этот билет, и уехали в Александровск. Вот это в Александровске я немножко помню, как девчонкой была.
Стрекалова Е.Н. Это уже вам шесть лет было, да?
Нефедова Н.И. Да. Я уже это помню. А до того я ничего не помню. И вот такое, короче говоря. И мы с мамой остались. Она больная, она отошла потом, но не работала. Во-первых, она безграмотная, совершенно, отец грамотный, а мать была совершенно безграмотная, она писать не могла. И пришлось нам то там в колхоз какой-то поехать. Пожили там, мать поработала немножко. Потом опять в Георгиевск. И в Георгиевске, это уже когда вернулся дядька. Вот он у нас, мы в Георгиевске жили. Ну что.
Стрекалова Е.Н. То есть мать не работала, когда отец работал, она не работала. А теперь осталась без средств?
Нефедова Н.И. Да. У нас свое хозяйство было, свои куры, свиньи. Все ж свое тогда было. Кормить же было чем же. Вот. Она не работала. Вот так вот мы и дожили по этим квартирам, считай. Потом мама вышла замуж, за одного. Он как бы, хорошим был мне отчимом. Началась война, когда мы с отчимом стали жить более или менее, у нас было нормально, хорошо.
Стрекалова Е.Н. То есть уже такие трудные времена?
Нефедова Н.И. Когда сошлась с этим человеком, хорошо тогда с ним жили. И тут началась война. Я кончала седьмой час. Закончила только седьмой класс, это ж был июнь месяц, по-моему. Да, помню в мае месяце в лес ходили, бегали. И тогда. 21-го июня началась война. Вот это я помню, как провожали десятиклассников наших, всех ребят взяли. Сразу, в первый день их призвали всех в военкомат. В том числе и моего брата. Брат был 21-го года. Он музыкальную школу, здесь в Ставрополе закончил, а там в школе, в нашей школе работал, где я училась.
Стрекалова Е.Н. Старший брат был?
Нефедова Н.И. Старший был. Вот он, его забрали, и весь десятый класс у нас забрали. Ну, брат попал в училище такое, танковое, или как артиллерийское училище. Ребята многие пошли в летчики и в артиллерию тоже. И короче говоря, с этих ребят, которых мы провожали со школы, вся школа провожала. Никто не вернулся. Никто. [Голос: «Никто не вернулся. Редко кто пришел домой»] Вот брат мой в тяжелой артиллерии был. Он уже дошел, где Кенигсберга был, потом я уже не помню. Он был раненый в 44-м году, был раненный снайпером. Пришел домой, шесть месяцев, пока вылечили его, немножко, и он считай, что с открытой раной дошел до Германии. Вот такое вот.
Стрекалова Е.Н. Он остался жив?
Нефедова Н.И. Он остался жив. Перевал этот [Голос: «Это они этот перевал, Туапсинский держали»]. Это вот в 41-й, 42-й год училище шло через Туапсе, вот это все. Вот это он рассказывал, что через горы тащили на себе эти пушки. Потом их дальше тащить нельзя было. Копали какие-то ямы. И туда эти пушки опускали, маскировали, чтобы немцы то не захватили. Что-то такое вот рассказывал. И дошел он, дошли они, училище, это уже был 42-й, может быть и 41-й. 42-й, наверное, город Пушка, на границе где-то. Где эта Пушка я не знаю. Да это, значит, был 42-й год. Они были в Пушке, это училище. И вдруг, слышат, что Северный Кавказ заняли немцы, вот говорят: «Ставрополь, Георгиевск» все такое. Брат когда это услышал, седой стал. Потом, короче, говоря, он на фронт. Мы не знали о нем ничего, где он, что он. В 44-м он раненый пришел. Сквозное ранение, пуля в пах прошла, и в ягодицу в следующую вышла, насквозь. Шесть месяцев он в Кисловодске, в Железноводске лежал все в ваннах, потом на фронт. Это в 45-м году, да в 45-м, там в Черновцах училище было, по-моему, артиллерийское там где-то с этого. И их на переподготовку. Ну, они во время войны учили, теперь это чтобы знания повысить, может звание повысить. Вот их туда в Черновцы их отправили офицеров, он тогда был старшим лейтенантом во время войны. И он раненый, и у него рано то еще открытая была. Он пошел воевать с раной этой. И он мобилизовался по болезни, по инвалидности, инвалидом войны. И вызвал меня туда. Короче, забрал меня туда. Дома был уже голод, у нас во время войны и после войны тяжело было. Вот он забрал туда. Вот я так попала в Черновцы.
Стрекалова Е.Н. То есть вы там встретили Геннадия Борисовича?
Нефедова Н.И. Встретились мы то не скоро. Я там 45-й год, 46-й, 47-й. Это ж я все была. А он в 53-м.
Стрекалова Е.Н. В военное время как здесь было?
Нефедова Н.И. Ну как? Могу сказать, как вот в Георгиевск немцы пришли. Ну, до этого, после этой школы. Я июль, у нас обычно как, тогда ж молодежь какая была, дети были какие были. Вот я пятый класс закончила. Это я работал в саду каком-то, это в колхозе у нас, школьников туда. Мы деньги зарабатывали. Допустим, я в пятом классе заработала себе на гитару. Вот, шестой закончили, опять лето, мы ж не дома сидели, где-то в колхозе мы работали, уборка урожая. Нам платили за это деньги. Мы зарабатывали деньги. А потом опять школа. И вот после седьмого класса, я уже на этот как он холодильник называется, там птицы «Миланж» из яиц делали. За упаковывают, были такие высокие банки, их отправляли, конечно, за границу. Наверное, продавали. Я этих цыплят малых, ухаживала за цыплятами.
Стрекалова Е.Н. Это Георгиевская птицефабрика? Которая до сих пор?
Нефедова Н.И. Она - холодильник назывался. Там да, холодильник. Мы считали его холодильником. Там это выкармливали правильно этих цыпляток. Их уже передавали в другой цех. Вот этих маленьких мы выкармливали. [Голос: «Пушочки»] Да «пушочки», их сразу из инкубатора привозили, 4 тысячи штук, комнаты большие. И вот в августе месяце, вдруг, а за этим домом, где цыплят выхаживают, пшеница росла, поле пшеницы. Ну, тогда не было такой застройки, место было много, пшеница росла. Вдруг мы ночью, с одной бабулей, я считала, бабуля - 40 лет. А я уже считала ее бабушкой. Вот, мы ночью дежурили, слышим, кто-то в пшенице разговаривают. Вот, мужские голоса, но не громкие. Это ж нужно, она мне говорит: «Надя, пойди, посмотри, что там?» Ну, я пошла, до пшеницы дошла, слышу, что там где-то говорят. Я, присела и потихоньку, значит, туда в пшеницу. Когда смотрю там военные, и что-то тащат, ну, наверное, эти пушки тащат. Я испугалась, давай, значит, назад. И говорю ей, Варвара ее звали, Варвара Петровна, по-моему: «Что это, по-моему, военные. Какие-то пушки там таскают». А это зенитки ставили, в пшеницу их маскировали. Значит, немцы уже шли, это август месяц. Немцы подходили к Георгиевску, и вот они зенитки. Теперь. Днем, только расцвело, вдруг самолеты летят, немецкие, наверное, мы ж еще не знали, первый раз. [Голос: «Они так гудят страшно»] Да. И эти зенитки тут из пшеницы начали стрелять. Вы представляете, что там получилось. Эти начали, еще, наверное, разворот сделали, или другие. Там ад кромешный. Наши цыпляты от этого гула все подохли. Вот валяются, все дохленькие. И я плачу, поднимаю. Один, второй, смотрю, они все лежат. Вот началась такая бомбежка. И мы с этой бабушкой, значит, побежали из хаты, потому что и хату одну часть подбили осколком, чем-то, стенка отвалилась. Мы побежали, там стояли цистерны с бензином. Они вкопанные в землю, и туда еще порожки спускаются, ну мы как в подвал, под эти, это ж надо. Я то еще ничего не соображала, ну уже конечно, соображала это в 14 лет считай было. А та же пожилая же, она ж должна понимать, ну как же это мы под тот бензин спрятались. А мы подлезли туда, и спрятались. А если бы, хоть один бы туда попал этот осколочек, все взорвалось бы. Ну, короче, вот это вот, просидели там чуть-чуть утихло. Мы выскочили, и бегом, значит, по дороге, домой, в город. Это ж за городом было все это. Прибежали, ой, ну, короче говоря, в скорости и пришли немцы. А до этого, части то отступают, по нашей улице. А нашу улица от железной дороги, ну сразу шла, широкая улица, шире нашей. Потому что я вспоминаю, как мы детьми играли, простой такой. Машины под каждое дерево, значит, прятались военные, на железной дороге должны были погружаться, и дальше эвакуироваться. Они по одной стороне, по другой стороне. Ну и вот бомбежка эта опять началась. И по улице опять, и по улицам, они же знали, что машины под деревьями. А они всю улицу заполонили, какая-то часть воинская. Вот, короче, говоря, нашей хаты не стало.
Стрекалова Е.Н. Разбомбили?
Нефедова Н.И. Да. Мы значит, окоп. Отчим, ему было 60 лет, сразу не взяли, потому что он уже старик был. А окоп выкопали, копали вместе с ним. Мать не могла еще копать. Она плохо еще себя чувствовала. Выкопали вот так, а потом вот так. И когда заходили сюда, а потом прятались сюда. Высотой может метра в полтора. Как мы могли его выкопать, сверху покрыли этими… от деревьями все это землей засыпали. И вот туда подушки туда. На подушках сидели там, и когда начали бомбить, мы как раз были там. И подушками еще накрылись сверху, чтобы не так сильно слышно этот гул было. Собака было привязана возле хаты, и когда бомба попала в дом, собака с цепи сорвалась, и знала что нужно сюда же к нам, на нас спрыгнула. Вот, потом сзади еще второе, все дальше и дальше, как начали взрываться. Ну, они ж бомбят как одна за другой же. Вот так вот. Потом тишина, тишина, мы сидим, успокоились, дед вылез. Пошел, посмотрел, говорит: «Нашей хаты уже нет». Значит, там сажок был, назывался сажок, там свинья была. Сажка нету,
свиньи нету, собака наша оглохла, совсем оглохла, но живая, она же прыгнула на нас. [Голос: «А наша погибла»] Когда вышли, сада нашего нету, те деревья, которые остались, кусок мяса висит, там кусок мяса висит, это свинью. Когда пошли дальше, рядом был подвал, нет, это, бомбоубежище это соседи тоже вырыли. Нету, прям туда к ним, на них попала, на наших соседей. В общем вот такое было… Ну и потом части уехали, куда уехали, кто остались, машины какие, воинские части уехали. Они видно не на железную дорогу, а, наверное, своим ходом поехали. Не знаю, куда они поехали, уехали с нашей улицы. Ну, и в скорости пришли немцы. Пришли немцы, но они быстро, вот из Георгиевска, они только зашли, и значит, сразу куда-то дальше. А мы…
Стрекалова Е.Н. То есть они, как бы не остановились?
Нефедова Н.И. Не остановились, да. Ну, мы там опять спрятались, сидели в этом убежище в этом. Ну, и короче, говоря, немцы как будто бы ушли. Дед теперь говорит матери: «Вы знаете, что. Вы давайте уходите отсюда. Из Георгиевска. Идите в Сергеевку». В село. Мы ночью собрались, ну, сколько там это взяли несколько вещей, я сумку на плечо. Мы с мамой пошли. Мама еще ничего нести не могла. Я несла в мешке. А дедушка, дед, отчим остался. Потому что хата разбита, все ж это вот. Он говорит: «Что будет, то и будет». Вот с мамой мы пошли пешие. Это вот из Георгиевска, шли мы вот сюда под Сергеевку, это километров 200, наверное.
Стрекалова Е.Н. Там родственники были? Поэтому шли?
Нефедова Н.И. Да. Шли. Там мамина сестра была. Шли мы день, значит, ночь. Потом уже, от села недалеко. Ну сколько мы шли, дня 3 мы шли. Больше мы не могли, сколько могли, это ж без воды и еды. Вот, прошли, доходим, приблизительно несколько километров до села осталось. Мы возле. Слышим, едут машины, и разговор не русский, по-немецки разговаривают. И смеются там это. Мы сразу, лесополоса, мы в лесополосу, там легли и лежим. Проехали они. И вдруг, мы лежали, они рядом с нами, недалеко военный тоже лежал. Он нас не видел, а может быть, видел, но мы его не видели. А когда это, оказывается, наш военный отстал или от части, или как что, чего.
Стрекалова Е.Н. Да. Они тут отступали стихийно. Вообще отступление было очень тяжелым.
Нефедова Н.И. А вот когда мы из Георгиевска, ночью выходили из Георгиевска. Вот мы дошли как раз до холодильника, где я работала. Вот туда и нам нужно было переходить железную дорогу. А в Георгиевске там же железная дорога большая, как раз магистраль…
Стрекалова Е.Н. Узел?
Нефедова Н.И. Главная проходит. Все эти вот были заполнены вагонами. Поезд заполнен, ну метров 4-5, вот кончается один вагон одного поезда, начинается второй. Раненные наши, военные, раненные. И нас захватила бомбежка как раз здесь. Только вот мы зашли, пробежали только между этими вагонами. Нам нужно было на другую сторону перейти, а там уже в степь. Вот, и вдруг, опять бомбежка начинается, что тут было, это вообще, те значит, мы прошли еще один вагон. И уже эту железную дорогу прошли, потом вот эта ж канава. Мы в канаву, мешком я накрылась, мама меня вот так схватила. Держит. На нас бегут люди с этих же вагонов, военные, чтобы тоже под бомбежку не попасть, в сторону бегут. В общем там начались вагоны гореть, раненые там которые не могли ходить, они ж остались в вагонах. Там крик, там такое, ой… Так мы пролежали, они несколько раз заход делали, вот немцы паразиты. Короче, говоря, вот эти вот вагоны начали все гореть. Они же все деревянные, в деревянных их везли, не в таких… как их называли?
Стрекалова Е.Н. В теплушках.
Нефедова Н.И. В грузовых. Да. И это уже перед утром. Утром, значит, открываемся, это, поднимаемся. Тут каша. Тут раненные, тут где-то. Тут женщина ползет, вот так вот, ей содрало… ой ужас … это все волосы с кожей содрало, и закрыло лицо. Она же ничего не видит, кровью залитая вся, ползет, кричит. Тут раненные уже умирают. Боже мой, что там было. Ну, это ужас… ну в общем вот так мы зашли до этого. Там встретили этого военного. Военный показал, куда в сторону идти. Ему нужно было куда-то в другую сторону идти. А нам показал, что идите вот так и вы дойдете, значит, до этого села, куда вы идете. Значит, молодой лет 20 парнишка. Но видно шел домой. Вот так вот мы пришли туда. Два месяца там пробыли. Приходит. Ну, мы там, не в самом селе жили, а там дальше балка была, там племянница мамина жила. А мы к этой племяннице, значит, это двоюродная сестра выходит мне. Значит, мы туда несколько километров было от села. Там гора, вот они там. Там хата от хаты километра полтора – два друг от друга только хаты стоят. Вот мы в эту балку к сестре. И вдруг, уже месяца два прошло, и туда появляются немцы. Чего им там, там же ничего нет, хата от хаты стоит. Приходят туда. Ну, это, по-моему, были не чистокровные немцы, а румыны. Они ж тогда воевали. Румыны. [Голос: «По форме они отличались»] Да. Это не немцы были. [Голос: «Она такая зеленоватая была у румын»] Нахалы такие. Все, что курицы там понахватали в руки и яйца. [Голос: «У нас хлеб испеченный был. Украли весь. Сколько напекли, весь украли».] Ну в общем они хватали, но они пришли только два человека, они, наверное, специально пришли, чтобы пожиться. Ну, забрали это все, и ушли. Но это не немцы были. Это были вот эти румыны. [Голос: «Да это не только румыны и немцы были, а были и итальянцы»] Нет. Это потом… [Голос: «Были венгры»]…венгры, это потом… [Голос: «А венгры хуже немцев были»] Потом, мы через два месяца, значит, это пошли назад в Георгиевск. Ну, уже и тут в селе немцы, чего ж мы будем это вот. И мы пошли назад. Мы пришли домой, не знаю, сколько мы дней шли. Ну, короче говоря, мы пришли домой.
Стрекалова Е.Н. По дороге немцев не встречали?
Нефедова Н.И. Нет ни кого не встречали, а немцы, они видно уже дальше пошли за Георгиевск, дальше. Вот. А в Георгиевске остались полицаи, ну может быть, там одного немца оставили специально. А то вот эти полицаи, уже русские были.
Стрекалова Е.Н. Свои, да?
Нефедова Н.И. Из своих, да. Поставляли. Ну мы пришли домой, дед одну стенку уже поставил, что можно было жить в хате. Короче говоря, эти два месяца он работал. Строил хату эту. Назад кирпичи эти ставил, не кирпичи, а саман. Саманные ж хаты. Вот он поставил, закрыл эту. Все, кровати уже поставил, хорошо все. Ну, это было уже… был уже…настал уже Новый год. 11 января…правильно, 43-го года 11 января, утром. Отец вышел, в калитке стоят военных двое. И спрашивают: «А немцы есть?» Отец говорит: «Нет никого». Они тогда зашли, это оказываются уже наши. Просто в разведку пришли. «Никого нету». Все. «А у соседей?» А у соседей, там вообще никого нет, их убило, хата пустая, все разузнали. Да. А до этого немцы, вот когда уже отступали немцы. Я уже пряталась под кроватью, и с подушками. Тогда эсесовцы, это уже настоящие эсесовцы пришли. [Голос: «Черный гробик»] Да, с этими… [Голос: «Черная форма»] Да. И вот они. Ну в хату, как в свою зашли, это все. Расположились тут, начали есть, все. А я под кроватью лежу. Вот. А мать старая уже считай, и дед старый. Ну, они их не трогали, кое-что там такое спрашивали. Дед отвечал им. И они сколько, сутки стояли у нас. И сутки я лежала под кроватью…
Стрекалова Е.Н. Ужас…
Нефедова Н.И. Потом они ушли. Пришли другие, какие-то. Но это опять румыны были, наверное, вот это пришли, были нахалами, настоящими. Тоже. Побыли, и ушли. Дальше отступали они. А потом уже 11 января месяца, утром уже пришли наши, узнали. «Немцы были?» - «Были». «Ушли. Куда ушли?» И потом пошли уже части, наши пришли. Уже начали наши стрелять. Вот эти «Катюши». Мы тогда узнали, что это такое «Катюши». Как раз огненные, мы это в первый раз видели. Огненные. Это уже наши стреляли по немцам. Вот так 43-й год 11 января Георгиевск освободили. Пришли наши. Ну и потом это в 43-м году, это после наших. Это передовые части шли дальше. А вторая часть, она как хозяйственная была часть, там шинели, ну, в общем вся одежда в крови, бинты, все такое. У нас тут остановились. Нам это все стирать, шить, все это. Вот молодежь, девчонки какие вот, как я. Мы пошли в эту воинскую часть помогать. И вот я начала шить там. Там нам машинки дали. Я шинели, я уже умела шить. Меня моя мама учила все-таки этому шитью. Вот, стирали эти гимнастерки кровавые, потом их залатывали, где они там побитые, все это латали. Латали их, я шинели. Я на шинелях была. Латала эти шинели. Другие девчонки стирали эти бинты, стирали их, потом скручивали. В общем, работы было. Два с половиной месяца, эта воинская часть стояла там и мы это работали вот, бесплатно все. Просто помогали. [Голос: «Тогда все было бесплатным»] Да. Помогали мы им. Ну, эта часть ушла. Мастерская открылась швейная в Георгиевске. И я пошла, работать в эту мастерскую. Уже по-настоящему, там уже воинские заказы опять это шить гимнастерки, эти вот там и галифе, какие-то шинели. Ну, я шила шинели.
Стрекалова Е.Н. Воинский заказ?
Нефедова Н.И. Да, для военных. Опять, вы понимаете, зарплаты не было. Денег не было, платить не чем. [Голос: «Все для фронта, все для победы»] Нечем было, голод. Голодали, по-настоящему голодали. Мама уже это пошла на молочный комбинат, на молокозавод, да вот оттуда она могла приносить только сыворотку. Вот это сыворотка, мы и питались… Я проработала в этой мастерской. 45-й год уже закончилась война. И после войны вот это брат меня забрал в Черновцы.
Стрекалова Е.Н. Вот как вы выживали, вы говорите, что сыворотка, и что-то, как-то?
Нефедова Н.И. Все.
Стрекалова Е.Н. Что вырастили?
Нефедова Н.И. Кукурузу. Да ходили, в поле оставалась на зиму. Это ж не расскажешь все. Это вот война, когда немцы начали подходить. В поле ж август месяц, осталась все и кукуруза, все, ходили, ломали эту кукурузу в початках, домой приносили. Потом там было приспособление такое было, что крутили, она вот в это не в крупу, а как?
Стрекалова Е.Н. В муку?
Нефедова Н.И. Нет, не в муку. Перемалывали в большие, на несколько частей ее раздавливала. И вот варили суп. Одна ложка супу на литр воды. И это назывался суп, картошки не было. Вот этим питались, вот так и жили. Это суп варили с этой, с кукурузой. Но мама потом приносила сыворотку. Сыворотку эту пили, а работала, денег не было, платить было не чего. Тем более, что я уже в комсомол вступила. Комсомольцы все тогда были. 12-и летние мальчишки работали, этими…обувь чинили, сапоги военные, вот эту починку делали. 10-12 лет. [Голос: «Сапожники»] Да, сапожная мастерская. Да мы вот рядом, вот швейный цех, сапожный цех. Рядом. В 12 лет они уже мастерами их делали. Вот с 10 они работали, в 12 им уже присваивали разряд, 4-й или 5-й разряд. Они уже шили по-настоящему шили, были мастера. Вот такие.
Стрекалова Е.Н. А рынок начал работать? Все равно обменивались, стихийный?
Нефедова Н.И. Уже начался работать и рынок. Вот, а я была в комсомоле. Потом уже в 45-м году, нам начали платить зарплату.
Стрекалова Е.Н. А ни паек, ничего не давали?
Нефедова Н.И. Ничего не давали. А с чего, с чего? Если не из чего, не из чего было давать.
Стрекалова Е.Н. Я знаю, что всем солдатам, как бы была зарплата, но только она не перечислялась, все это шло в фонд Победы?
Нефедова Н.И. [Голос: «Да, да. Там кормили, одевали»] Ну воинское хоть и давали, но не фронте, а так давали, это ж давали, питание какое-то было. И то тоже стихийное. Из чего тоже достанут, они тоже. Мало того, что в окопах, да еще и голодные. Так же голодали. А мы это в 44-м несколько раз заплатили там эти копейки какие-то. В 45-м дали уже давали зарплату регулярно. Перед концом войны, до мая уже регулярно, каждый месяц были деньги. Уже давали, сколько я заработала, столько мне и дали. Вот. А уже война закончилась, значит. Потом брат приехал, посмотрел, как мы живем, все. И говорит: «Надя собирайся, поедем». Маме купил он мешок картошки. «Вот она пока будет жить. А ты поедем со мной». Он меня забрал. Это уже в конце 45-го года была в Черновицах.
Стрекалова Е.Н. А помните день Победы? Когда объявили?
Нефедова Н.И. Ну как же не помнить. Все помним… [Голос: «Целовали люди друг друга. Было время».] А еще я хотела на фронт, в 44-м году я же закончила снайперские курсы при военкомате. Я в начале закончила эти, это в 43-м году, я закончила курсы телеграфистов – морзист. У меня где-то фотография есть.
Стрекалова Е.Н. То есть параллельно работали и еще эти курсы?
Нефедова Н.И. Да. На курсы. Курсы морзистов, закончила. И вот нашу группу, 25 человек закончили эти курсы, там было несколько. У меня была фотография где-то, где мы морзисты. Этот аппарат Морзе стоит, и этот учитель, который нас учил. И вот 25 человек только подростков, ну, сколько было лет 16, может быть этим мальчишкам. Два или три мальчишки, а то остальные все девчонки, а нас было трое, мы считались еще несовершеннолетними. И когда закончились вот эти курсы, военкомат, значит, начал направлять, большинство под Москву, этих морзистов, телеграфисты-морзисты. Отправили, и как раз учителя дочка с нами училась, тоже она пошла, туда под Москву ее отправили. А нас троих не взяли, говорит: «Подождите еще немного. Вы, - говорит, - дождетесь еще. Посидите дома». Ну, мы как начали плакать: «Как же тех забирают, а нас нет». «Деточки подождите. Возьмем и вас еще. Еще не известно, сколько будет война». Это ж только 43-й год. В 44-м я закончила вот эти снайперские.
Стрекалова Е.Н. Еще и снайперские закончили?
Нефедова Н.И. Еще и снайперские.
Стрекалова Е.Н. Тоже в Георгиевске?
Нефедова Н.И. В Георгиевске, при военкомате закончила.
Стрекалова Е.Н. Это вам еще 14 только лет?
Нефедова Н.И. Опять не взяли. Ну, тут 45-й май месяц, война закончилась, все. А вот эти вот, кто пошли. Мы же все переписываться обещали друг с другом. Вот если кто куда попадет. Не знали, кто куда попадет, надо было переписываться. Потом может, как война закончилась. Я уже узнала, что ни один морзист не вернулся домой.
Стрекалова Е.Н. Из ваших кто учился?
Нефедова Н.И. Из выпуска, с кем я училась, никто не вернулся домой, все погибли. Их же отправляли, оказываются в тыл, куда-то.
Стрекалова Е.Н. Конечно.
Нефедова Н.И. Все они погибли.
Стрекалова Е.Н. А вот в Георгиевске во время войны, что происходило? Вы может быть, что-то знаете, что происходило?
Нефедова Н.И. Ну, вот, во-первых, что я знаю. Когда вот при немцах, моя учительница была наша классная руководительница. Она русский язык вела, когда я училась. И она на другой улице, не далеко, мы ж знали друг друга все. Вот она не далеко жила. И вот она сообщила. Напротив нас, вот так вот хата была, мы там жили, тоже там одна девчонка была, но она старше на года два от меня. Но она красивая такая девочка, с отцом. А они эвакуировались из Ленинграда. И отец купил эту вот хатенку, где мы потом с мамой жили. Вот эту вот. И учительница пришла и говорит нам, мне и ей, я ее уже не помню как зовут, она и говорит: «Вы куда-нибудь спрячьтесь, из дома вообще уйдите. Потому что будут отправлять в Германию молодежь». [Голос: «Отправляли ее, эшелонами»]. Теперь. Отец нас отвел, в конце нашей улицы, туда, к кладбищу. Там разбитые дома, убитые жители были, там уже никто не жил. Жильцы, их похоронили, а хаты остались. Ну и там у них какой-то подвал был. И вот отец нас, с этой… Валей, вот сразу и вспомнила, что она Валя. С Валей этой в подвале, он туда нам, ну и одеяла и все, и постелил все, чтобы только … «Вы, чтобы оттуда не выходили». И по нашей улице, значит, этот наш, ну, полицай этот самый русский, ходил и спрашивал: «А где ваша дочь?» Ну, мама говорит: «Она в Сергиевке. Там. Мы ж уходили, она там осталась». «А вот соседей?» Да, отец ушел на фронт. Значит, Валю со мной спрятал, а сам ушел на фронт. Ну его возраст подходил, ну его тоже было под 60-т. [Голос: «Добровольцем воевали все»]
Стрекалова Е.Н. Ушел, наверное, просто?
Нефедова Н.И. [Голос: «Добровольцем»]. 60 лет то ему уже было, тоже уже пожилой был, вот он ушел. «А где его дочка?» - «Ну, наверное, уехала куда-то, откуда ж мы знаем». Вот так. Переписали, значит, собрали молодежь всю. Не знаю, сколько вагонов, я не помню, но со всего Георгиевска, и со всех станиц. Там, которые вокруг Георгиевска. Всех собрали в этот вагон. Вагоны, эти тоже деревянные. [Голос: «Товарняки»]. Да, товарняки. Всех туда это отправили. Теперь это. Наш, Петин хороший товарищ, моего брата, его в армию не брали. Он, по какой-то причине его не взяли, я не знаю. Он был дома. [Голос: «По болезни»]. По какой-то болезни, да. И значит, его взяли, это из знакомых моих. Потом, там наши огороды сходились вместе, там тоже учился со мной в классе, его взяли, а сестренка осталась. Шура, значит, осталась, а его забрали. Он старше был на год от Шуры. Ну и что, они не вернулись из Германии, где они делись, что с ними. А вот этот брата товарищ, который. Он когда ехали, они уже на территорию или Бельгии, Бельгию проезжали что ли? Они там пол сломали, он тоже ж деревянный. И вот на ходу, они этих мальчишек, отдельно в вагоне везли. Они вот этот пол отодрали. И они в эту щель, значит, по одному выпрыгивали. Ну и выпрыгивали, чтобы еще и могло их не придавить. Это нудно было выпрыгнуть, лечь так, чтобы тебя не зацепило. И вот он остался жив в Бельгии. Значит, они ехали через Бельгию. И в Бельгии он остался жив. И уже после войны, это уже был, какой-то год пятидесятый, наверное, в пятидесятом году, вдруг он приехал домой. И вот это он рассказал. Он вернулся, рассказал, что они вот весь вагон, кто живой остался, не остался, они не знают. Они ведь по-очереди выпрыгивали. А потом нужно было прятаться куда-то, убегать, а потом их спасали местные люди. И он так вот. Женился там, ну кто их спасал, там видно была девочка какая-то вот он и женился, и остался там. Тут он только приехал домой. Побыл тут, он уже бельгийский подданный был. Вот приехал только.
Стрекалова Е.Н. А там родственники были? Мама, наверное?
Нефедова Н.И. Где?
Стрекалова Е.Н. В Георгиевске.
Нефедова Н.И. Да. Мама была его, отца не было. Мама только была. Он приехал, навестил, все и уехал назад. Вот это вот он и рассказывал.
Стрекалова Е.Н. Сообщил матери, что он живой.
Нефедова Н.И. Да. Рассказал, что этот весь вагон выпрыгнули. И он в Бельгии остался, бельгийским подданным стал.
Стрекалова Е.Н. И сколько же вы в этом подвале сидели?
Нефедова Н.И. Сколько мы сидели? Пока вот эти не отправили этих. Пока они не собрали. А в этом, как это называется – управа? Гена, как это называется управа? [Голос: «Комендатура»]. Комендатура, там был директор школы нашей, губернатором города, что ли остался? Губернатором, да.
Стрекалова Е.Н. Бургомистры они называли, немцы.
Нефедова Н.И. Да. Вот это вот учительница по русскому языку, она тоже там работала. Тоже их заставили. Но она пожилая уже была. Заставили ее там работать. Она тоже осталась, поэтому она и предупредила. Она уже знала все. А выходит, что этот вот остался учитель, директор по заданию, специально остался, чтобы мог регулировать. Вот с немцами говорить, и это, ну, чтобы не было таких больших жертв. Потому что начали сразу же всех этих, евреев забирать, вот. А эта вот, Нина Петровна, она знала ж своих учеников, семьи их она знала, она всех предупреждала, если вот кто был. Ну у нас в классе фактически не было никого евреев, мало у нас было евреев.
Стрекалова Е.Н. Говорят, что много во время…
Нефедова Н.И. [Голос: «Все евреи, а сколько отправили русских?»] Ну, наших отправили… [Голос: «Вот все только евреи… и сейчас, как ее за …Южную Осетию… Выбили всех евреев»]. Нет у нас этого не было. У нас вот молодежь отправили все, кто вернулся, не знаю. Знаю только этого. Вот потом, Шурин брат не вернулся, значит он погиб, наверное. Вот. Теперь это. Вернулись две сестры из Германии. Это совсем, вот площадь со всем с другой стороны. Они вернулись, но они видно там жили… Потому что они вернулись еще привезли и вещи какие-то из Германии. Они занимались там не хорошим делом. [Голос: «Они приезжали. На ножках у них были повязочки. Выше щиколотки повязки»]. А остальных кого я знаю тех, никто не вернулся.
Стрекалова Е.Н. Расстрелы были, да? Еврейского населения, да, в первую очередь? Остальных не успели расстрелять. Они ж перевалы брали, да? Они не успели, говорят, как вы говорите, что списки были…
Нефедова Н.И. Но я например, никого не знаю, вот из нашей улицы ни кого не было. Были там армяне жили, потом греки. Семья греков была. Все они вот, пожилые остались целые. Никого не расстреляли, не было такого чтобы. Я не знаю, кого расстреливали или нет, этого я не знаю. [Голос: «Но, мы, по-моему, были русские. Списки держали все. Всех расстреляли»]. Так что я этого не знаю.
Стрекалова Е.Н. Просто очень многие рассказывают, что в первую очередь, что именно это проводилось, политика.
Нефедова Н.И. Так кто его знает. [Голос: «Так почему же их так много их осталось? И в Германии самой. Они и сейчас там живут»]. Не знаю, на нашей улице, жили и греки, и армяне. [Голос: «Доставалось, конечно, тоже всем. Доставалась. Всем доставалось. Не только, а всем, всем людям доставалось, и русским, и всем. Выделять нечего» ]. Вся улица, почти вся улица, только вот семья греков жила и армян одна семья жила, ну наш квартал, по нашей улице.
Стрекалова Е.Н. А как же вы, когда лежали под кроватью. Наверное, было очень страшно?
Нефедова Н.И. Да. Если сутки эти гестаповцы были в хате, конечно. И отец же не мог подойти, и ничего это. Они это что скажут ему. Он, пожалуйста, все сразу.
Стрекалова Е.Н. Они уже чуть-чуть знали русский? Как-то они объяснялись?
Нефедова Н.И. Они говорили по-немецки. Но я тогда, вы знаете что, я закончила школу с отличием, седьмой класс. Тогда же седьмой класс. Я могла работать в школе уже до 4-го класса преподавать. Я имела право. Потому что тогда те кончали седьмой класс, да тем более с похвальной грамотой. Это уже имели… [Голос: «Могли работать…»] учителем до 4-го класса в школе. Вот. Немецкий язык я знала, у нас немка настоящая, преподаватель была. Она всегда как только заходила в класс она только по-немецки говорила. И заставляла нас. Так что мы немецкий язык знали вот, в нашей школе знали все хорошо. И мальчишки и девчонки. И еще вот она игры устраивала такие, чтобы по-немецки разговаривать. Вот, а когда уже это началось. Школу мы закончили, и их выселили, значит. Плакали мы за ней, очень хорошая Агнесса была, у нас учительница. Плакали за ней, и она плакала. Выселили из города, в общем, отправили их в Азию, в Среднюю Азию. [Голос: «Высылали всех немцев выселяли, которые жили в России»]. Потом еще была я на окопах танковых, под танк рыли. Значит, это было 41-й год…нужно было с каждого двора один человек должен отработать, значит, два с половиной месяца на окопах. Мама работать не могла. Значит вместо меня, то есть вместо нее должна была идти я. Но таких вот девчонок как я, почти все мы были там. И мы были. Немецкая колония была, их всех
выселили. В этой колонии нас всех поселили.
Стрекалова Е.Н. А как колония называлась? Это вот под Георгиевском?
Нефедова Н.И. Под Георгиевском. Немецкая колония.
Стрекалова Е.Н. Она так и называлась?
Нефедова Н.И. Да. Немецкая колония. Там только немцы жили.
Стрекалова Е.Н. Есть целый ряд названий, по Ставропольскому краю, где жили именно немцы.
Нефедова Н.И. Только немцы там жили, только немцы. [Голос: «Во многих местах немцы жили. Спокойно жили, хорошо»]. Да. Значит нас поселили в этой колонии немецкой. Мы жили там два с половиной месяца. Копали окопы.
Стрекалова Е.Н. Это под Георгиевском?
Нефедова Н.И. За Георгиевском, это в степь. Но мы там копали. Это была сплошная линия. Я не знаю, куда она потом делась. Она ж несколько. Вот шириной в хату… [Голос: «Больше, это чтобы танк не перепрыгнул»]. Глубиной метра четыре.
Стрекалова Е.Н. То есть метра три шириной и метров…
Нефедова Н.И. Метров пять-шесть шириной. Очень широкая. А глубиной такая что два человека, и не достанешь. И вот мы их капали. У нас были такая, нам нужно было в день, норма какая-то. Вот как хочешь, а ты отработай. Эту землю носилками выносили. Копали как? Сюда ж свободно можно было выходить. Глубину эту делали до
этого, шлифовали стенки, чтобы там не сыпалось ничего. Там мужчины были, специально еще. А мы вот это вот, копали, носилками выносили землю и сыпали с той стороны, откуда должны были идти танки. На ту сторону сыпали, выносили и
сыпали с той стороны, засыпали все. А та сторона свободная оставалась. Там делали определенные метры, как вам сказать, делали ямы круглые, тоже глубокие и круглые, большие. Значит, туда должны были ставить орудия, или что. [Голос: «Пушки, орудия»]. Ну должны были туда что-то ставить. Значит, мы делали окопы. И рядом, туда чуть дальше эти вот круглые делали. [Голос: «Окопы для орудий»]. Для орудий, вот это делали. Два с половиной месяца, как раз зимой же это было: декабрь, январь и февраль. Вот это я пробыла на окопах. Это значит в 41-м году в декабре, весь декабрь и январь уже это 42-го года, и февраль.
Стрекалова Е.Н. Это вот в такой холод капали?
Нефедова Н.И. А зима какая была. А обутые в чем. Стеганые бурки были и галоши. Галоши все ж разорвались, бурки эти вот разорвались.
Стрекалова Е.Н. Бурки это что такое? Типа носок?
Нефедова Н.И. Нет. Ватные делали, и стеганные. [Голос: «Полусапожки такие, сапожки»]. Из материала, вот такой материал стегали, набивали ватой. Вот. Эти стеганки, и были одетые, а сверху на них галоши одевались. Нука поработать в этот, галоши-то поразорвались, полопались все, поразорвались, веревками перематывали, привязывали их. Вот, потом мне не в чем было ходить. Как раз это в феврале месяце ходить было не чего и вот тут наш главный говорит: «Знаете, …» еще девчонка разутая была, их не из чего было сделать. И тряпок не было, чтобы намотать на ноги. И он нас отпустил. «Идите домой, значит, чтобы вы взяли обувь другую». Мы, значит, пошли. А чем идти. Пешие, и через поле, в общем пришли домой совсем босые в Георгиевск дошли. Это ж несколько километров, километров 10 или больше, пешие шли. Пришли домой совсем голые, ноги опухли, все. Тут мама начала чем то лечить их, керосином мазать. Мыла, керосином мазала. Вот они отошли, тут же сказали маме, чтобы, значит, больше я не шла. Уже план выполнили мы свой, все.
Стрекалова Е.Н. А чем кормили вас там, на окопах? Или свои харчи?
Нефедова Н.И. Свои харчи. А откуда ж кормили, это с поля, чего в поле нашли вот и все это и ели, чем же там кормить. Кто ж там нас будет кормить? [Голос: «У нас толкли лебеду, раков побьешь эти панцири. И эти лепешки и ели»].
Стрекалова Е.Н. У вас, наверное, речка рядом была?
Нефедова Н.И. [Голос: «Да река Сав, приток Дона»]. Это да. Зимой, ну что осталось то и наше. Вот это еда. Никто там не кормил, не варил, ничего. Сами как хочешь. Вот я это декабрь, январь и февраль половину, два с половиной месяца я отработала.
Стрекалова Е.Н. Надежда Ивановна, когда немцев увидели, вот как вы их запомнили?
Нефедова Н.И. Я немцев под кроватью видела. Уже когда румыны были уже тогда вот. Я уже вылезла из-под кровати. Потому что тем только поесть. Все хватали, что есть. Вот это вот, жарили, парили во дворе, костер разжигали, и там все готовили. Они ходили по хатам собирали, а тут варили. Ну а немцев я видела только тогда, когда они уезжали. Вот они на мотоциклах приехали. Мотоциклы были и во дворе, и на улице у них. И когда уже они на мотоциклы сели, последние вот эти. Только тогда я вылезла и посмотрела на них. А так я на них не смотрела. Перепуганная, лежала, чтоб они даже, я не могла и пикнуть, ни чихнуть, ничего. [Голос: «В основном рыжие были. Рыжий Ганс. Так что по всякому было. А тут еще вспоминается. Я там говорил, я остался и пять трактористов пацанов. Ни один живой не остался. Я живой - пошел на фронт. А они дома. День Победы они начали раскручивать снаряды, мины, и как рвануло. И пять человек готовые»]. Было радости было такое, что обнимались, целовались, клялись друг другу. Все это было.

0

Поделиться темой:


Страница 1 из 1


Быстрый ответ

Вы можете отправить еще 1 сообщений сегодня. Данное ограничение будет действовать пока у вас не будет 2 одобренных сообщений.
Ваше сообщение должно пройти проверку модератора, прежде чем оно будет доступно остальным пользователям. Данное ограничение будет снято как только вы наберете 1 одобренных сообщений.
  

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей